Священник принес и положил короткий серо-зеленый каменный клинок на край стола, бережно развернув ткань. Не на каждый праздник выносили его на поверхность. Немалая редкость, оставшаяся со стародавних времен. Не так редки камни, которые тверды как сталь, но нефрит при этом еще и не раскалывался. Вот поэтому и ценился с древних времен, когда здешнее население не знало еще железа.

     Священные знаки на поверхности лезвия тщательно вычищены, можно сказать вылизаны. Ни следа засохшей крови.

     Вот этим ножом его зарежут.

     Руки невыспавшегося молодого человека пока даже не были связаны. Он шел сюда сам, поднимаясь среди сотен верующих сородичей и соседей.

     А вперед этим была самая чудовищная бессонная ночь в его жизни, когда он ждал утра в подвале возле святилища. Эта ночь ожидания тянулась настолько страшно, что даже путь к алтарю отвлекал от терзающих мыслей.

     О побеге даже не думал. Некуда ему бежать. Не знал он других мест кроме родного города и разбросанных вокруг деревень с полями и огородами.

     В толпе вокруг столько знакомых. И от этого еще невыносимее. Люди, с которыми он встречался много раз, которые жили рядом, ровесники с его улицы. С этими он не дружил, терпя многочисленные обиды. И умирать перед ними особенно не хотелось.

     Ну почему священнослужители не могут зарезать его хотя бы наедине, а не перед толпой народа?

     Бренн много раз видел как режут овец и баранов. А теперь вот решили, что ему придется фыркать кровью из перерезанного горла и дергать ногами. Впрочем, за ноги его будут держать.

     Молодой человек чувствовал босыми ступнями травинки, пробивающиеся между плоскими камнями площадки. На нем были только штаны, открытая грудь почти не загорела, теплый ветер трепал волосы, касавшиеся концами прядей не очень широких плеч.

     Бренну было понятно почему его выбрали.

     Лето выдалось неудачным с самой весны. Все предвещало засуху и среди земледельцев укреплялось мнение, что необходима еще одна жертва, чтобы моление богам об урожае не стало напрасным.

     Разумеется, что всегда приходится решать, кого же положить на алтарь во благо народа. В городке проживало немало молодых людей весьма непутевого поведения, однако выбрали самого смирного. Не безобразничал, не пьянствовал, девок не портил. Но и работником был неважным. Все время на какую-то чепуху отвлекался. Зачем-то даже читать научился.

     Другие хоть и напьются, подерутся, поваляются в канаве зато в другие дни работают как волы. То что баб с собой валяют это в порядке вещей, значит здоровые. А этот… Ни на что не годен.

     Так пусть хоть к богам отправится чем зазря хлеб народный есть. Странный только раздражает простых селян, привыкших видеть простую пользу как от человека так и от скотины.

     А в городе, если не стыдиться так это поселение называть, жили в большинстве те же земледельцы, у которых за стенами были огороды и пашни.

     И вот в эти последние часы перед смертью Бренн вдруг понял, что страшны ему не священники, не жрецы, которые ведут его на заклание. Страшнее чем бородатые толстяки в длинных одеждах были старухи.

     Вот где для молодого человека крылся истинный ужас.

     Происходящее сильно напоминало поминки на которые как всегда собираются молящиеся старушенции. Поминальная трапеза от которой несет замогильным. Вот только мертвецом на этой трапезе будет он. Он еще жив, но для старух он уже покойничек, которого отправляют на тот свет ради богов.

     Когда он видел окружающие его согбенные фигуры, головы которых были повязаны темной грубой тканью, ему хотелось кричать, что он еще жив. Но подобный крик слишком неуместен в двух шагах от ножа…

     Рядом со священником четверо крепких мужиков. Они будут держать.

     Холодная дрожь в очередной раз сотрясла Бренна. Он надеялся, что не все заметили. Зубы крепко сжимал, чтобы не застучали.

     А в остальном все было так обыденно. С приторным привкусом праздника. В такие праздники в честь богов в семье всегда готовилось нехитрое угощение, приходили гости. Хотя божественный праздник для молодого человека всегда нес какое-то гнетущее чувство принудительности. Но на этот раз праздничное угощение будет не для него.

     Бренн искоса глянул на толпу. Возможно где-то в задних рядах может оказаться кто-то из родственников. Лишь бы не пришли! Самые близкие конечно не будут пялится. Но кое-кто из верующих двоюродных теток может прийти посмотреть как он отправится к богам, будут благословлять. Еще вокруг было много любопытных мальчишек. Их отгоняли к краю, но ненадолго. Хотя посмотреть как режут живого человека.

     Неужто не насмотрелись еще? Ведь каждый год жертву приносят, а в неурожайный и чаще. Как сейчас.

     Бренн и сам смотрел пару раз. Лучше бы не видел. Тогда может быть проще было бы задурить себе голову мыслями как он легко и просто расстанется с жизнью, отправившись к небожителям. Но на самом деле все выглядело не настолько легко и просто, как его успокаивали жрецы. Зрелище, честно говоря, предстояло отвратное.

     Незадолго до ритуала (а он приближался!) охраняющие мужики отвели в кусты, чтобы пленник мог отлить избытки жидкости, чтобы не обмочился слишком заметно на алтаре. Это не прибавляет священности ритуалу, хотя в принципе что у животных, что у людских жертв, агония выглядит одинаково неприятно.

     Начались песнопения.

     Священнослужители, запели слитно, им разноголосо и гнусаво подпевали из толпы. Особенно старались старухи. Мелькнула неприятная мысль, что им нравилось вытолкнуть кого-то на тот свет раньше себя.

     Бренну наконец связали руки.

     И повели к алтарю. На камнях запеклась не отмытая отсутствующими дождями овечья кровь.

     Над бурьяном и каменной плитой возвышалась грубая какая-то безликая и бесполая фигура. Идол смахивал на грубый столб с овалом лица и едва намеченными руками. Старый, но недавно опять побеленный мелом. На белом меньше были заметны потеки голубиного помета.

     Голубей в священном месте обычно вилось много. Подкармливали старушки.

     Облака разбросанные по небу выглядели все так же, они не казались дождевыми.

     Городские жители реже смотрят на небо, чем земледельцы, но и их редко волнует красота.

     Бренна подвели к алтарю и он уткнулся взглядом в белую шершавую плиту. Он не первым увидел. И крики тоже не первым разобрал из-за заунывного завывания поющих.

     Но голосов поющих становилось все меньше, а голосов кричащих все больше.

     Вдруг накрыла тень, мелькнул ее край. А потом тень вернулась. Обдал порыв ветра.

     Люди бежали, падали, кувыркались друг через друга, женщины теряли свои покрывала. На узкой тропе над оврагом народ посыпался по глинистому склону.

     Бренн медленно, пригнувшись и прикрывая голову связанными руками повернулся и посмотрел то то, что возвышалось у него за спиной.

     У идола отсутствовала голова, а на укороченном белом столбе сидело что-то очень крупное, заслоняя солнечные лучи. Два крюка шевельнулись, один поднялся выше другого, потом опустился. Не сразу стало понятно, что это большие, в локоть длиной когти на сгибах перепончатых крыльев. Крылья распахнулись, помогая удержать равновесие на столбе и стал виден каркас и волокнистая зеленая перепонка, которая немного просвечивала на солнце. Между крыльев на спине неведомого существа темнел хребет высоких шипов.

     Бренн упал за камень алтаря, жалея, что невозможно под него залезть. Но и оттуда видел, что поднялась голова наконец усевшегося чудовища. И оно его видело. Рассматривало.

     Зачем бежать? К кому??

     Убежать от ЭТОГО ? Боги, что это вообще такое?! Не стоит и пытаться. Догонит. Но почему не догоняло толпу? Может ему одного хватил? Может притвориться мертвым?

     Существо на столбе вытянуло шею.

     -А ты? –послышался нечеловеческий голос. –Может ты себе лапу повредил и бежать не можешь?

     Бренн не знал что ответить.

     -Я видел, что обычно люди на этом холме режут овец, –отметило неизвестное существо. –У тебя связаны передние конечности. Зачем? Тебя здесь тоже пытались зарезать?

     -Мм-может и меня, –подал голос Бренн.

     -Так ты жратва?

     -Не жратва, а ж-жертва, –возразил молодой человек.

     -А-а, значит, жертва, это когда безумцы убивают, но не едят. Правда я много странствовал по миру и знаю, что иногда люди все же едят людей. –Донеслось сверху. –. А уж как они убивать друг друга любят… Я прекрасно понимаю, что они тут хотели с тобой сделать. С самого утра как собирается толпа посматривал.

     -За-ачем?

     -Когда люди собираются на большой праздник они разведут костры и начнут жарить туши животных. Я бы всех разогнал и пообедал жареным, а не сырым. Не каждый раз такое удается.

     Бренн с безумной надеждой огляделся по сторонам и заметил дымки чуть ниже на склоне холма. Там действительно что-то жарилось. Готовили еду на всю прорву народа. Разумеется следящие за огнем тоже убежали. Точно. Чудищу найдется чем закусить, а это значит, что появляется надежда выжить.

     И оно разговаривает.

     Перепончатокрылый монстр сполз с обломанного идола, чуть не повалив его, и навис над замершим Бренном.

     -Пойдем туда, –приоткрылась пасть.

     Юноша поспешно кивнул.

     Чудовище на земле передвигалось как летучая мышь. Опираясь на сгибы передних конечностей. То есть крыльев. Но при этом его передняя часть сильнее возвышалась, поскольку крылья были длиннее. Зеленое чешуйчатое туловище вдвое превосходило лошадиное по размеру.

     Не смея отставать, Бренн дошел с ним до очагов, где над углями поджаривались телячьи тушки.

     Монстр уселся, раскинув крылья, опустил голову хищно принюхиваясь. Крылевыми пальцами, а их было по два на каждом, существо пользовалось весьма ловко. Поддело мясо длинным когтем и перевернуло другим боком.

     -Меня привлек ваш праздник, как я уже говорил, –продолжил перепончатокрылый. –Располагайся, –посоветовало чудовище. –Мы можем спокойно пообедать. Эта толпа сюда до вечера не вернется. Знаю по опыту. Много раз в разных странах такое проделывал. Люблю наведываться на человеческие праздники, где есть угощение.

     -Люди тебя возненавидят…

     Существо хихикнуло. –Какое мне дело до чувств этого злобного стада? Они меня все равно ненавидеть будут. Что бы я не делал, хоть убейся, но благодарности от них все равно не получишь. Пусть лучше они боятся.

     Бренн оглянулся на полуразвалившийся идол и вернулся прежний страх. С детства отводил взгляд от статуи на холме.

     -Ты повалил статую… Бог разгневается…

     -Люди странные, –ехидно призналось существо. –Им все время кажется, что за ними все время следят какие-то невидимые боги. Может быть вы что-то не то едите?

     -Обычную еду едим… –пробурчал Бренн. –При чем тут еда?

     -Самое смешное, что дело именно в еде, –по краю пасти поползла ухмылочка, по очереди приоткрывая зубы. –Люди травоядные животные. И от этого все ваши беды со «всевидящими» богами.

     -Неправда –возразил Бренн, показывая на жаровню. –Люди едят мясо тоже!

     -Но по сути вы все равно остались травоядными, даже если научились есть мясо.

     -Почему? Люди ведь жестоки.

     -Травоядные тоже жестокие, порой даже более жестокие к своим товарищам по стаду. Но дело даже не в этом. Давно мудрецы спорили от каких животных произошли люди. От хищных или травоядных? Именно сегодня люди доказали тебе, что они травоядное стадо!

     -Жертвоприношением?!

     -Вот именно! –осклабилось существо. –Стадо вы, стадо, а не стая! Не хищники, если устраиваете жертвоприношения.

     -Зачем стаду устраивать жертвоприношения?

     -Тебе надо понять, что хищники не приносят жертвы. Это не в их сути. Это суть травоядных, стадных. И то, что люди приносят кровавые жертвы богам, доказывает, что в них немало от травоядных.

     Представь себе стадо. За стадом обычно всегда следуют какие-нибудь волки, которые ждут удобного момента, чтобы выхватить с краю кого-нибудь послабее. Больного, отставшего детеныша, изгоя. Ваша вера уходит своими корнями в животное прошлое. Это до вульгарности подобно поведению в стаде копытных, хоть ваши предки и не были копытными. Принести одного в жертву, чтобы спаслись другие. Вытолкнуть какого-нибудь неосторожного бедолагу, оказавшегося с краю. Да, так поступает стадо, преследуемое хищниками. Хищники забирают одного и успокаиваются, а выжившие копытные тоже на некотрое время могут считать себя в безопасности.

     Гибель одного означает для остальных стадных, что лично они еще пока будут жить.

     Боги для вас –хищники, вы чувствуете, что им надо отдать кого-то, чтобы насытившись, эти силы были задобрены и оставили вас в покое на время.

     Но драконы сами хищники. Для нас такое поведение невозможно. Было бы противно нашей натуре отдать кого-то из своей стаи, чтобы враги на время успокоились. В нашей вере не может быть жертвоприношений. Да, у нас тоже может быть самопожертвование, когда кто-то погибает, прикрывая отход остальных, но это не жертва, а герой, сам выбирающий свою судьбу.

     До чего у вас доходит! Где-то в других странах слышал я о человеческих религиях в которых даже разные боги приносят себя в жертву ради спасения всех людей. (примечание 1)

     -Но ты же говорил, что и у хищников возможно самопожертвование?

     -Но только сражаясь до последнего, а не отдавая себя на убой!

     Бренн понимал, что теперь ему долго это осмыслять.

     -Вам придется всегда жить с этим, люди. С этой проклятой потребностью в жертвах для самоуспокоения стада. Никуда не деться. Вы чувствуете, что без жертв ничего не добиться, что жизнь без жертв не бывает, и вам приходится кого-то отдавать из своих, чтобы она продолжалась. И отдавать предпочитают тех, кого не так жалко. Хищники ведь поедают отставших от стада, слабых. Или тех кто забежал вперед. А само стадо всегда готово избавится от тех, кого считает не такими как они. Слабаков, инакомыслящих, странных… слишком плохих или слишком хороших. Стаду таких не жалко. Плохих понятно почему не жалко, а хороших из зависти из соперничества.

     Бренн дернулся.

     -У некоторых людских народов доходит до того, что они приносили в жертву даже собственных детей, первенцев. Для нас, хищников, это кажется немыслимым. Но для травоядных это привычнее, в природе часто происходит, что хищники забирают детенышей, и это меньшая жертва по сравнению со взрослым животным, которое родит еще. Люди научились разговаривать. Но не могут излечится от врожденных страхов. Вместе с разумностью пришло и безумие. Вы продолжаете отдавать себе подобных в жертву. Богам которые живут в вашем воображении, неживой природе ради урожая… Можно ли сказать после этого, что вы не больны? Что вы рождаетесь не с покалеченной душой? В разных концах мира люди поступают так… они же не сговаривались. Просто они такие внутри… Даже в быту в человеке сидит ощущение, что надо чем-то пожертвовать, чтобы чего-то добиться… Еще больше жертв берут ненасытная кровавая власть и война. Для этих вам вообще не жалко никаких жертв. Отдаете неисчислимыми толпами. Может быть в вашей долине до такого еще не доходило, но целые народы готовы смирится с бесконечными арестами, тюрьмами и казнями ради крепости власти своей державы, священной родины. И это тоже жертвоприношение. И когда ночью слуги власти приходят арестовывать соседа то остальные чувствуют то же что и копытные животные в стаде! Пусть его забирают! Главное, что на этот раз не за нами пришли хищники… Можно быть послушным, но послушных овец тоже режут. А стадо боится само себя и в извечном страхе готово принимать новые запрещающие законы против самих себя и ожесточаться, ожесточаться, все глубже вгоняя себя в страх.

     -Но преступники… главари разные и карающие надсмотрщики… разве они не хищники?

     -Все эти ваши негодяи не хищники, а просто козлы, бодливые злокозненные и наглые козлища среди смирных овец. Но не настоящие хищники. Животное нутро не изменишь.

     -И как же нам жить?

     -Как-то придется. Но вам не завидую. Не хотел бы жить одним из вас.

     -А кто ты? Я ведь тебя еще не спросил до сих пор откуда ты взялся.

     -Я странник… –ухмыльнулось существо. –Побывал во многих землях, видел очень многое, но мало вмешивался, потому, что мне нет дела до людей. Мои рассуждения могут показаться странными, но это от того, что приходилось общаться с мудрецами разных стран, некоторых из которых уже нет. У некоторых народов знания по традиции передаются от одного человека к другому, заучиваясь наизусть. Хранятся в памяти мудрецов, несмотря на письменность, потому, что не все можно записать. Но жизнь человеческая коротка, а заучивать надо много. И вот мудрецы одной обители решили позвать на помощь таких как я. Потому, что мы живем очень долго и могли бы помнить долго… Мне многое рассказывали, надеясь что во мне эти знания будут жить когда тех мудрецов уже не будет на свете. Прошли годы и мне неинтересны стали чужие лживые рассказы, я теперь стремлюсь верить только своим глазам и своим мыслям. Но те мудрецы, несмотря на ограниченность их знаний, привили привычку к философии…

     Бренн действительно далеко не все понял из рассказа чудовища, хотя считал себя умнее сверстников.

     -А мне куда деваться? –вспомнил молодой человек о своей загубленной судьбе.

     -Не знаю. Мне давно не было дела до людей. Может от тебя жрецы отстанут. Раз жертвоприношение провалилось, то даже идиоту понятно, что боги тебя отвергли и было бы невежливо, даже нагло подсовывать им отвергнутое второй раз. Но жить теперь в этом захолустье с этими людьми… Уходи лучше отсюда куда подальше.

     -Но куда?

     -Не знаю где человеку лучше. Я же не человек. Но точно не здесь. Если бы я судил по себе, то стал бы отшельником. Я ведь одиночка. И другим могу предложить лишь отшельничество… Но вы ведь не можете жить без общества…

     -Без такого –могу! –со злостью оглянулся молодой человек в сторону поселения.

     -Может и верно. Одиночкой стадному быть страшно. Но если главной опасностью взамен отсутствующих хищников стало само безумное стадо, которое начало отдавать своих сородичей воображаемым хищникам, и само же приканчивать – то стоит от него держаться подальше… Уходи, пока еще есть время. Есть еще годы, века пока в мире еще существуют места, где сможет прожить одиночка. Мир еще велик и незаселен.

     -А потом?

     -Потом… Мне страшно представить грядущие времена, когда стадо займет все пригодные для жизни места и от него некуда будет деваться. И весь мир превратится в загон.

 

 

     Таурон (с) сентябрь 2012

 

 

     -

     Примечание 1. Имеются в виду религии индейцев Центральной Америки где боги тоже часто приносят себя в жертву ради спасения человечества. К примеру Нанаутцин Чесоточный из тольтекского мифа о конце эры предыдущего солнца. Он бросился в жерло вулкана и спас мир от всеобщей вулканической катастрофы. Люди жили двадцать лет во тьме под облаками пепла, не видя солнца. Согласно этому мифу такая мировая катастрофа случится в конце нынешнего периода снова. Именно на этом основана популярная сейчас идея о конце света в 2012 году.

Сайт управляется системой uCoz